Сариэль ответила. Гром жутким раскатом прозвучал в небе. И не только в небе.
Четыре капюшона были сброшены одним махом. Время, напоминавшее о себе, пришло.
Эскель скрипнул зубами, чтобы не подавиться. И не подавился. Но и изумлен не был. Теперь, жажда битвы, неудовлетворенная в проигранном бою, выплеснулась наружу; адреналин рекой хлынул в кровь, а в висках били в барабаны духи войны; рука сама сжала меч, приподняв его; одеревенение ног прошло, они словно сами двигались вперед, а изо рта рвался крик злобы.
"Время пришло, и в схватке сошлись
Два ненавистных врага..."
Слова проносились, застревали в липком, мутном воздухе. Силуэт черной башни качнулся, а вслед за этим покатились камни — вспомнились слова, сказанные кем-то давно: "Начало конца".
И тут завертелось: четыре фигуры двинулись на них с единственной целью — убить раз и навсегда.
Злость, бившаяся внутри ведьмака полыхнула алым пламенем в душе, угаснув. И вновь адский холод. Мир замер.
Впереди маячил двойник Эскеля, паскудно усмехавшийся — Эскель в этот момент усмехался так же.
Ведьмак пошел, готовый и полный решимости. Он устал от слов, меч рвался в бой, чтобы покончить со всем этим бредом. Рвался не только меч, но и сам ведьмак.
Лицо Эскеля, и без того обезображенное шрамом, исказилось, побледнело или посерело.
Три шага и ведьмак стоял перед врагом. Меч был поднят на уровне груди. Надо было ударить. И он ударил. Стараясь обойти его сбоку, самым кончиком лезвия, Эскель ударил снизу-вверх, намереваясь рассечь ему грудь, от подмышки до плеча*
Далее он вернулся в оборонительную позицию, готовясь ко второму удару** — вряд ли его двойник так быстро расстанется с этим миром.
* — рассечь грудь существу;
** — защититься от возможных контратак.