И правда вернулась. Да не просто так, а уже мчится, как на пожар… Чувство безграничной нежности к Ольхе мгновение спустя смешалось с неким добродушным злорадством, как бы странно ни могло бы звучать это сочетание, и мысленным удовлетворённым кивком самому себе. Подгадав момент, Глен шагнул на тропинку и перехватил девушку прямо на бегу, почти поймал в воздухе, и позволить ей снова коснуться ногами земли не торопился. А обнял предусмотрительно крепко, касаясь щекой её виска, понимая, что едва ли сможет скрыть улыбку.
     - Попалась, Фея!- ехидно проворковал он в заострённое ухо. Но тут же сменил тон на самый невинно-растерянный.- Я тут споткнулся чего-то и только думал опять за тобой, а ты тут как тут…- сдерживаемый смех так и норовил прокрасться в голос, но тем не менее, кажется, прозвучало вполне правдоподобно. Другое дело, что Ольха как актриса в этом может понимать куда как больше. Да и чувствовала она его не хуже, чем он её, не зря у них было одно настроение. По крайней мере, до сих пор.
     Кажется, именно о таком ощущении говорят «душа поёт». Волнуется, прилетела, только услышав подозрительный звук. Добрая доверчивая Фея, успевшая открыть ему душу настолько, чтобы он мог предугадать её поступки… Хотя теперь она, может быть, снова временно «станет злой». Гленард против такого не возражал. Она была прекрасна в любом виде.

     Гленард невольно улыбнулся всё-таки, услышав тонкий, немного птичий звук, который издала попавшаяся в коварную ловушку Фея. Милое возмущение, смешанное со смехом и такое же настоящее, как его растерянность, тоже не заставило себя ждать.
     - Споткнулся,- покаянно подтвердил Глен, крепче прижимая её к себе, чтобы не пыталась уронить.- А чего там смотреть, и так ясно, что я тебя…- он удивлённо поднял брови. Новое прозвище было ещё страннее, чем прежнее, про нос. Видимо, теперь его собирались дразнить ими обоими.- Даже не знаю, которое хуже… Синеглазка-Остроушка,- проворчал он и быстро коснулся губами носа Ольхи.
     Говоря это, Гленард на всякий случай отходил от ямы. Раньше Фее удавалось уронить его либо когда он удачно поскальзывался в тот же момент, либо когда сам поддавался, но мало ли, что она придумает…
     - И не пытайся делать вид, что это ты меня поймала,- торжествующе усмехнулся он, на сей раз не собираясь не только падать, но и её отпускать. То, что она обвила его и руками, и ногами, Глену только нравилось.

     Глен страдальчески вздохнул и уткнулся носом в золотистую макушку. Слыша эти прозвища, хотелось ворчать, но на самом деле он, конечно, готов был терпеть многие капризы, как и положено любящему человеку, тем более такую мелочь.
     Как легко она сказала «никогда». И как легко он поверил. Никогда… А ведь у них это «никогда» разное. Жизнь и молодость - по крайней мере, внешняя - у эльфов куда дольше, чем у людей. Но не хотелось сейчас думать об этом, да и ни о чём не хотелось. И говорить тоже - не находилось слов. Он просто замер, тихо улыбаясь в её волосы. Вопрос о победителе оказался, если и открыт ещё, то временно отложен.
     За шиворот скользнуло что-то крошечное, но заметное, поскольку холодное. А затем что-то ещё стукнуло по затылку и по нему сбежало вниз вслед за первым. Начинался дождь… да чего там, уже начался, причём заканчиваться, видимо, собирался нескоро. Всё-таки весна вступала в свои права. Лило хорошо. Как из ведра, хотя трудно представить, что это за ведро такое, в которое столько поместилось.
     Так или иначе, Ольха была быстро и с самым суровым, не терпящим возражений видом утащена обратно на поляну, где остался Туман, закутана в плащ и посажена на лошадиную спину. Так и до молний недалеко, а значит, в чаще, среди высоких деревьев, оставаться уже даже опасно.
     Где именно он собирается прятать Фею и прятаться сам, Глен не знал. По правде говоря, последнюю неделю он вообще не особенно заботился, куда они идут, лишь бы убраться подальше от цирка. В Нильфгаард не забредут точно, равно как и в Зерриканию. А если и подойдут к границе, сразу же об этом узнают.
     Совершенно неожиданно, всего через пару минут пути, впереди показался слегка покосившийся, но вполне крепкий на вид домишко.
     - Смотри,- Глен тронул колено Ольхи кончиками пальцев.- Наверное, здесь живёт лесничий.
     Если так, пожалуй, стучаться в этот дом с луком это всё равно что сказать «Я браконьер», но Гленард готов был рискнуть. Под таким ливнем ничего не стоит простыть, тем более хрупкой Фее, привыкшей, наверное, пережидать непогоду хотя бы в фургоне, а он ещё неделю назад решил, что будет её защищать. Не сдаваться же перед такой ерундой, как дождь.
     - Или жил,- добавил он, вслушиваясь в тишину, последовавшую за стуком в дверь. Конечно, он учитывал время суток, в которое вздумал стучаться к кому-то в дом, но ведь каждый лесничий держит хотя бы одну собаку, которая наверняка услышала бы шум и залаяла. А здесь оказалось даже и не заперто.- Подожди тут,- первым, что почувствовал Глен, заглянув в дом, был холод, не больший, но и не меньший, чем снаружи, хотя и без потоков воды. И запах совсем не походил на человеческое жилище, разве что заброшенное: никаких намёков на какую-то еду - хоть свежую, хоть испорченную - не было. Порывшись в седельной сумке и соорудив что-то вроде факела, он снова перешагнул порог. Обстановку составляли очаг, стол, стул и кровать. А вот посуды или, например, заячьих шкурок не было. Впрочем, хозяин ушёл отсюда не так давно, по крайней мере, паутины не было.- Есть кто?..- впрочем, он и так видел ответ на свой вопрос.- Может, он перебрался в другой дом,- оглянувшись на Ольху, предположил он.- А перевезти это всё было не на чем. Или оно всё равно не его, а в том, новом, всё и так есть. Холостяцкое жилище. Да и на разбойничью лачугу не похоже. Думаю, ничего не будет страшного, если мы переждём здесь дождь,- Глен, улыбнувшись, протянул свободную от уменьшенного подобия факела руку, предлагая Фее спуститься с коня прямо в объятия его хозяина.

     Глен с улыбкой качнул головой. Каким же ребёнком она иногда была. Только бы дразниться. Может, если он просто не будет обращать на это внимания, ей быстрее надоест. А вот на идею Ольхи прижаться к нему всем своим прелестным дрожащим телом, благодаря дождю прекрасно чувствовавшимся сквозь истончившуюся и прилипшую ткань одежды, он отреагировал с куда большим энтузиазмом, наклонившись и неторопливо коснувшись её губ своими. На закутывание сонного коня в попону и заталкивание его под какой-то навес, наверное, как раз для таких случаев, ушло ещё несколько минут.
     В хижину они почти ввалились подобно двум закадычным друзьям-кметам, шатко и в обнимку, но с той разницей, что виной была не какая-нибудь крепкая брага, недавно в большом количестве вылитая в голодный желудок, а всего лишь мокрое платье Ольхи, норовящее прилипнуть то к её, то к его ногам и заставить их запутаться. К счастью, не упали. Нехотя отстранив девушку, Глен сбросил у порога хлюпающие ботинки, с усилием стащил с себя рубаху и отошёл к очагу. По-хорошему-то ни от какой мокрой одежды нет пользы, но смущать Фею своим дальнейшим раздеванием он не стал.
     - Сними платье, а то простудишься,- посоветовал Глен, сидя к ней спиной и возясь с огнём.- Можешь в простыню завернуться или во что там… Я не буду подглядывать,- он улыбнулся яркому воспоминанию, действительно, честно не оборачиваясь.

     Капельки воды, сбегающие с волос, щекотали спину. Очаг пока не грел, но огонь разгорелся, с неохотой разгрызая слегка отсыревшие поленья. Глен сидел, слегка согнув ноги в коленях, и слушал потрескивание дерева, тихий скрип пола под лёгкими шагами и шорох ткани позади. Эти звуки и слабое освещение создавали подобие уюта в заброшенной лачуге.
     - Кто знает… Я особо ничего не успел рассмотреть,- отозвался он, однако, не делая попытки обернуться и исправить эту досадную оплошность.- А русалкой ты точно не успела стать, иначе тебе бы дождь куда больше понравился,- почувствовав, что она уже рядом, Гленард улыбнулся, наконец отведя взгляд от огня.- Что-то всё-таки не промокло?.. Лучше, чем простыня,- одобрил он, окинув взглядом одежду Ольхи.
     Теорию насчёт свойств своей шерсти он выслушал с любопытством. Если верить ей, спина у него должна была мёрзнуть больше, чем грудь. Хотя кто её знает, может, разница просто не так заметна, чтобы он её чувствовал. Щекотание пуза, вызвавшее приятную дрожь, Глен вернул Фее сполна, даже более того, ведь пузо у него одно, а боков у неё два, и именно им пришлось принять «ответный удар».
     - Думаю, у каждого чудища должна быть какая-нибудь шерсть,- проворчал он, сосредоточенно наморщив лоб.- Иначе какое это чудище… А вот ты куда дела свои крылышки, а? Признавайся!- он обнял девушку, неторопливо скользнув ладонями от талии вверх по её спине, будто в поисках того, о чём спрашивал.- Не дождём же их смыло, небось специально, как увидела чудище, испугалась и спрятала?

     «А ведь я ничего не знаю о её доме… Если бы улетела, кто знает, встретились бы когда-нибудь»,- он относился к Фее как к важной части своей жизни, и давно ли, трудно сказать. Не как к очередному колодцу, на дно которого он этак жизнерадостно бросился, чтобы потом медленно и мучительно карабкаться обратно наверх. Она будет такой частью жизни, которая останется с ним до конца.
     - Может, это так Предназначение задумало, чтобы ты никуда от меня не делась, а теперь вдруг возьмут и вырастут,- предположил Глен с самым серьёзным выражением лица и коротко улыбнулся, наблюдая, как Ольха сплетает с его пальцами свои. Говорил тихо, видя её задумчивость и не торопя с озвучиванием этих мыслей. По выражению глаз угадать, о чём они, было одновременно легко и трудно, и то, и другое по одной причине: она впервые так на него смотрела.
     Долю секунды Гленард молчал, глядя в синие глаза. А может, целую вечность, как бы избито ни звучало. Иначе как объяснить, что он столько всего успел увидеть?
     - Я люблю тебя…- этот шёпот был ответом на немой вопрос Феи.
     Он повторял это непрерывно, до самого утра, только иным языком, был одновременно настойчив и нежен, находя самые чувствительные точки, ничего не оставляя без внимания, стремясь показать неведомое до сих пор удовольствие, яркое и, наверное, кажущееся ей поначалу немного стыдным, замечая каждое дрожание ресниц, каждый взгляд, каждое движение - осознанное или нет. Открывал её для себя и для неё самой, касаясь её так, как этого не делал никто и никогда, целуя то до дрожи неторопливо, перебирая ловящие отблески костра и вспыхивающие красноватым золотом едва подсохшие пряди, вдыхая запах дождя, леса, едва заметный - меха плаща, на котором она лежала, и её собственный, невыразимо притягательный, то быстро, едва касаясь, чувствуя, что с головой проваливается в омут. Этим омутом были её глаза, тёмно-синие сейчас, манящие и не отпускающие. И чем дальше, тем больше он восхищался этим совершенством, этой близостью, сходя с ума от того, что она дарила ему всю себя. Краем сознания он улавливал скрип старой кровати, треск разгоревшегося вовсю огня, всплески молний и шум беснующейся снаружи стихии, заставляющей гнуться или даже ломаться молодые деревца. И любил её уже почти отчаянно, позабыв обо всём, кроме неё, так, будто у них на всё была только одна эта гроза, беспорядочно касаясь её груди, шеи, талии, ног, чувствуя, как скользят по спине и плечам её пальцы, ловя губами каждый вздох… Он был счастлив в этом безумии. Или безумен в этом счастье. Но это неважно, никакие слова не интересовали их сейчас, да и были бы лишними. А когда к золотым огонькам в её волосах прибавились розовые рассветные блики, и природа за стенами хижины затихла, ему ничего не нужно было, только целовать свою Фею, медленно и умиротворённо, не размыкая объятий, и видеть эту улыбку - отражение собственной.