Пир…
  Рыбьи глаза обжигали ходом. Так и не иначе. Глаза такие, будто их ему творила сама Хозяйка зимы. Или он был её слугой. Таких глаз можно было, не стыдно, испугаться.
И она боялась.
Но больше…
Пира…
И криков. Они были везде. Они были всюду. Люди умирали. В разное время. Далеко и тут. Сегодня, год назад, и завтра.
Ах, как же хотелось уснуть. И не видеть…
   Ольха прокусила губу, до боли, до крови, силясь стряхнуть с себя омут видений. Она даже не заметила, как ушёл Глен. Зато – Лию. Интересно, кто был больше испуган в этот момент? Хрупкая девушка человек, или полубезумная провидица, едва вырвавшаяся из цепких лап грёз. Чтобы тут же угодить в лапы глупости. Большой, непродуманной, опасной…
Она успела углядеть, как какой-то мужчина с ободранным лбом и сбитыми костяшками рук, захлопывал дверь.
  -   Полягше дыхать будет…  -  Только выдохнул, как рядом оказалась невысокая девчонка. Ведьма. И глазищи то горели… Отшатнулся даже. Синим. Аж сверкали.
-  Открой… -  Корысь, еле пробивший себе дорогу кулаками внутрь, не выдержал бесового взора. Ударил бы, да страшно стало. А вдруг…  Спепелит? Чародейка же, капеллан правильно сказывал! Ой, верно…
  Дверь снова захлопнулась. На этот раз, точно... До конца пира.

   - Не будет крови…  - Шепнула Фиёрн, стряхивая с кистей пыльцу голубоватых искр. Не могла остановить. Не могла не смотреть.  Но могла не выпускать. Но священник о том не ведал. Ещё шаг и облачённый в рясу задом пополз от Глена, не снося глаз с эльфки. Так вернее.   –  Спаси мальчика… Меня, не посмеет тронуть…  -  Шепнула Фэй так, что услышать мог только Гленард. Да и кому нужны были её слова кроме него? Испуганному старику, не ведающему даже смысла своих поступков и едва ли не мёртвому от липкого страха перед сворой? Или ребёнку… Который, просто хотел к маме?

     Гленард на секунду прикрыл глаза, а открыв их снова, ответил Фиёрн довольно мрачным взглядом. Он был не из тех мужей, которые считают правильной женой только ту, которая целыми днями бегает по хозяйству, варит супы, нянчит детей и слова поперёк сказать не смеет, даже когда её по пьяни или просто забавы ради поколачивают. Но Ольха умела без особых усилий вытаскивать из его души не только самое лучшее, но и наоборот. Раздражала, проще говоря. Снова «беги, прячась за мою спину». Она всерьёз ожидает, что он скажет: «Конечно, я пошёл, а ты тут подыхай на здоровье, дорогая», так, что ли? Стоило ли вообще пытаться тогда, месяц назад, объяснить ей свои чувства? Очевидно же, что ничего из этого не получилось. «Спаси»… слишком красивые слова, как всегда. И слишком трагические: тут и спасать не от кого, никакой Своры, к слову, не было. Один-единственный перепуганный старикашка, и тот старается держаться подальше. Но, может, это пока.
     - Замолчи,- устало бросил Глен. Даже если бы он хотел выразиться более развёрнуто, не смог, точнее, не успел бы. От хохота этого сумасшедшего почитателя Огня впору было волосам дыбом встать.- Не раньше тебя!- рявкнул он, перехватывая запястье жреца, чтобы обезоружить его. Использовать кулак по прямому - по мнению многих кметов - назначению всё-таки пришлось. Он не ставил себе цели выбить зубы или оставить старика без сознания, но и жалости к нему вовсе не было, несмотря на возраст и положение. При всём своём умении ценить чужую жизнь, Глен не был святым. И мог убить за тех, кто дорог, причём в качестве упреждающего удара, а не после слёзных клятв отомстить, произнесённых у могилы.
     Всё ещё держа в руке нож, вырванный у жреца, Гленард вскинул голову, отбрасывая с лица внезапно ставшие насквозь мокрыми пряди волос, и невольно остановил взгляд на огне, только что взревевшем и взвившимся в несколько раз выше, чем раньше. В ушах нарастал, добавляясь к шуму грозы и костра, странный гул. Что бы всё это ни означало, ему оно совсем не нравилось. Торопливо-растерянно сунув нож за пояс, Глен подхватил ребёнка, до того жавшегося к его ноге, и, поймав свободной рукой локоть Ольхи, не грубо, но твёрдо потянул её за собой назад к таверне, в которой ей никак не сиделось.

Человек крутанулся на пятках, уходя в разворот. Клинок противника рассек воздух рядом с ухом, угрожающе свистнув. Лео Бонарт решил не огорчать незнакомца в его ожиданиях: меч наемник уже летел в плечо врага, чтобы с точным хирургическим хрустом ребер выйти из грудины с еще пульсирующим сердцем. А потом сожрать его. Ритуал смерти. В высокогорьях, к слову сказать, снимали голову, чтобы забрать силу соперника. Сила приходила в виде молнии с неба. Если ты ее достоин - ты выживешь.

Пока меч еще не коснулся плеча Бонарт успел подумать о том, сколь много за последних лет развелось нахального люда. Каждый незнакомец, успевший полапать меч, думает о своей исключительности и узнаваемости. За громкие слова приходится платить.
Молния сверкнула.