-  Я что тебе сказала?! До захода солнца ты должна быть дома! – Надо было именно сегодня задержаться. Но солнце ещё не зашло. Оранжевый краешек окрашивал небо неровным налётом охры и меди, растворяющихся в голубой глади небосвода.
Именно это она и решила донести до тётки, повернувшись. Наверное, не стоило так резко. Ту бесило то, что в последние дни она часто ей «дерзила». То есть не опускала глаза долу, и говорила чётко и громко. Маленький бунт на плоту действовал не хуже чем свежая кровь на изголодавшегося зимой волка.
-  Но он ещё не… -  Щеку больно обожгло, и, не удержавшись, не столько от силы, сколько от неожиданности, девочка упала на спину. На глазах заблестели слёзы обиды. Ольха очень хотела сказать, что скор её здесь не будет. И что брат её заберёт. И что она видела эльфов, и…много ещё чего. Но она обещала молчать. Наверное, это было, правда, очень-очень-очень важно.

  Маятник времени покачнулся и рухнул, разбившись на миллионы хрустальных осколков. Разбился через год. Фиёрн больше не считала дни. Никто не подходил к калитке, кроме соседей, помощников отца. А потом – дружков Талька. Но последние стали посещать дом уже после того как в долгую, промозглую зиму, болезнь всё таки нашла лазейку и подкосила Корвана. Он кашлял кровью, и кричал от боли, особенно по ночам. А всё после того паводка, который чуть было не затопил деревню. В ту неделю выдались затяжные дожди, и все кто мог, вышли чинить запруду. Корван был среди первых и до глубокого вечера. И домой пошел не сразу, помогая соседям с описью пропавших кур, трёх сбежавших коров, да замоченного зерна, что теперь годилось лишь на корм свиньям, да сена в таком же плачевном состоянии. К последним дням марта он скончался, сжимая тонкую кисть дочери, которая в последние дни не отходила от его постели.
И если до этого жизнь в доме казалась не выносимой, то теперь можно было смело опровергнуть это заявление, поставив новый пример. Заняв должность старосты, Тальк почувствовал себя полноправным хозяином дома, а Ольха наоборот – что этого дома более нет. Тётка же поминала Шера, говорила что,  мальчишка оказался поганым и, небось, сбежал в город воровать. А теперь либо в петле, либо спился. А Ольха вспоминала своё видение. Вновь и вновь. К петле домашнего рабства, присоединилось отчаяние. Теперь она шила даже по ночам, при свете лучины. Стены этого дома давно отказались от помощи.
Приятели Талька частенько заглядывали «на огонёк», отвешивая не самые лесные шутки в сторону тихой, даже забитой девушки. Однажды один даже нахально хлопнул её пониже спины. Но, наверное, всё же, к чести Талька, надо отметить, что за это он взашей выгнал друга из избы, пообещав в следующий раз сломать руку. Право рукоприкладства к сестре, он закрепил только за собой. Тому была и другая причина. Помолвка. Кузен не хотел упускать богатого жениха, дающего в приданное за невесту семь коз, три золотых, и две коровы – настоящее богатство! И это только подарок! Брат буквально облизывался, предвкушая скорое довольство. А вот его Ольха не разделяла этого энтузиазма. Она давно для себя решила. Больше она не будет терпеть. Тем более нельзя всю жизнь ждать спасения. Ведь даже та крыса из сказки, не испугалась, упав в кринку со сливками, и превратила их в масло. И если даже к утру, хозяин нашёл грызуна ещё в кувшине, и придушил, то нагадить в густое масло она всяко успела.
  Вернувшись домой, Тальк обнаружил на столе любопытное блюдо из собственных портянок, неведомо как запихнутых в небольшую кринку, обильно..украшенных козьими шариками. На этом чудеса не закончились. Следующим пунктом была остальная одежда, его и матери, покромсанная на неровные длинные тряпки, развешанные по всей комнате. Завершающий штрих – печь. На ней была намалёвана улыбающаяся рожица и прощание…очень замысловатое, и очень не печатное. Вещей Ольхи и её самой след простыл. Поэтому была сломана скамейка, допита бутылка браги, и выбит зуб у попавшего под горячую руку приятеля. А уж реакция Галы, которая часом позже вернулась из гостей от соседки, вовсе была выше всяких похвал. Тальк и не подозревал, что его матушка умеет так ругаться! Но это уже совсем другая история…
  Сидя на заднике крепенькой купеческой повозки, чей хозяин милостиво согласился подбросить селянку до ближайшего города, она начала понимать, что такого хода от себя не ожидала, и порой истерика делает великие вещи. Точнее подверженные ей. Сейчас было даже совестно за такую грубую шутку над братом, но сожаление не думало долго держаться, потому, как совесть была явно не на стороне первого. Поёжившись, она кинула взгляд на сумку, в которую наспех были покиданы и утрамбованы немногие пожитки, и увесистый, обманчиво-тяжелый кошель с мелочью. Именно сегодня ночью она поняла окончательно – никто не вернётся. И, возможно этот цветок, единственное, что связывает её с нелепым прошлым. Но теперь, то всё будет иначе. Как – ответа не было, но иначе. Правда цветок она повесила обратно на шею. Частенько мы очень-очень нуждаемся в маленьких якорях между островками с сожженными мостами.
  Говорят, что Мелитэле оберегает каждого, с момента его рождения и до смерти. Конечно всё это красивые слова, но в случае с Ольхой, быть может невероятная правда. Действительно, ей везло. С самого того момента, как она покинула деревню, доверив свою жизнь незнакомцу. Девчонка, четырнадцати лет отроду, а выглядевшая и того младше, не знающая ничего кроме родной деревни, и части соседней, ехала искать свой путь в большом мире, который знала лишь по книгам. Хардвиг, так звали купца, её не только не обидел, но и помог.
  Колеса ударялись о твёрдые ухабы, телега то и дело вздрагивала. Девочка успела уже прикорнуть, как почувствовала, что кто-то теребит её за плечо.
-  Вставай, малявка. Приехали. –  Девочка приподнялась на жестком, чрезмерно, ложе и поняла, как хорошо было спать дома, на печи. И матрасе. И.. – Ты, где тут живёшь-то? – Спросил как бы невзначай, но успел поймать растерянный взгляд девчушки. Медленно вздохнул. У самого дома такая осталась. То, что девчонке идти некуда, можно было даже не спрашивать. Уже соврала, что к тётке едет. И тогда не поверил, и сейчас..вот-вот соврёт…
-  С-спасибо, добрый человек. – «Малявка» потянулась, откинула неопрятную уже, пшеничную косу за спину. – Я к тёте…пойду. – Улыбнулась, и ловко спрыгнув с телеги, застыла. Явно думая как тут вообще ориентироваться. Видно, что в городе она впервые.
-  И где тётка живёт? На улице Гончаров?
-  Да!  –  Сходу ответила она.
-  Хорошо. Только в Мариборе такой улицы нет.  – Хмыкнул мужчина.  –  Может тебя обратно отвезти? Зачем бежала то?  – К его удивлению, девочка резко развернулась, и чуть не упав, вцепилась в подол его рубахи.
-  Нет!  –  Он вопросительно выгнул бровь. Глаза как блюдца, разве что слёз нет. Или сейчас будут? Видать не от хорошей жизни в путницы напросилась. И ведь рассудить если, ему какое дело до бродяжки? Ну да, дочь одногодка у самого. И что? Не помогать же теперь всем? Самим бы выжить. Но, Хардвиг никогда не рассуждал на подобные темы, и когда мог, помогал. Наверное, именно поэтому не стал богатым, а перебивался, балансируя на грани середняка и нищего, для купца конечно. Покачал головой, и мягко взяв девочку за плечо, сказал.
-  Пойдём, я телегу на склад отвезу, а там перекусим где-нибудь, и ты всё расскажешь.
Будь она постарше, то возможно трижды подумала бы стоит ли доверять незнакомому человеку, но тогда старше она не была. И доверилась. Самое странное, не ошиблась. Хардвиг выслушал сбивчивый рассказ, в котором, правда, остался лишь брат, не дававший проходу, да желание начать жить самостоятельно, на что мужчина обидно рассмеялся.
-  А делать что умеешь? – Спросил он надувшуюся девчонку. Не понимает дурочка, что с такими «целями» прямая дорога к красным фонарям. И ведь никто не спросит, хочет ли она того. Сколько дурёх пропадает. Вообще-то была у него мысль, куда пристроить гордячку…
– Готовить, стирать, шить…но в прислугу не хо..
-  А куда хочешь? Думаешь, тебя ещё куда примут? Или воровать пойдешь? Да не смотри так, я-то прав, старше будешь, поймешь. Я вот что хотел предложить, у меня в Вызиме шурин живёт. Сейчас. У него там цирк на несколько недель. Так вот, могу попросить, чтобы он тебя под крыло взял. Актёров то недавно набрал, только начал народ собирать, так что денег больших не водится, а тебе это всяко лучше, чем трактирной служанкой быть. Вижу, девка ты умненькая…станешь. – Добавил он. - Может, там чему научишься. На крайний случай денег заработаешь да к магикам отправишься. С твоими ушами там самое место.  –  Ольха недоверчиво посмотрела на купца, шмыгнула, простуженным за дождливую ночь, носом, и кивнула. – Вот и хорошо. Завтра поедем, мне как раз туда товар везти.
-  А зачем вы..мне помогаете?  – Вдруг спросила она, обратив на Харда свои большущие синие глазищи.
-  Никогда не спрашивай такое.  -  После долгой паузы ответил он. - Иногда так просто получается. – Сам не знал ответа. Наверное всё же дело в его Марьке. Или в простом человеческом сочувствии.
  На следующий день они покинули город Марибор, и, как того хотел Хардвиг, отправились прямиком в Вызиму. Там купец познакомил девочку с будущим работодателем. Им оказался мужчина, которому не минуло ещё тридцати. Звали его Шавэр. Девочку приняли сразу, правда, поставив условие испытательного срока, но для начала Фей хватало и крыши над головой со спальником, да едой. Эльфка хорошо выполняла возложенную на неё немудрёную работу: помогала единственной поварихе чистить котлы и готовить, стирала и штопала одежду, ухаживала за лошадьми во время стоянок вне городов, словом, всё то, что было и дома. Только теперь за это платили, да и относились куда ровнее. Примерно через месяц, Ольха стала потихоньку вливаться в странный коллектив. Небольшой, но дружный. Первыми кто её приметил, и оказывал больше опеки, была семейная пара Лэйна и Кавен Лакны. Лэйна была танцовщицей, а Кавэн канатоходцем. Однажды, уже после ужина она подошла к их стоянке, увлёкшись необычным зрелищем: женщина плавно двигалась под, слышимый только ей, ритм и в её руках, будто живые, описывали полукружия, круги, цветы и зигзаги факелы на длинных цепях. Огонь с шумом рассекал воздух в сантиметре от танцовщицы, но та казалось, не боялась стихии, и шагала в её ритме. Девочка так увлеклась зрелищем, что не заметила, как к ней кто-то подошел сзади:
- Нравится? - Приземлившись, она резко обернулась, но тут, же расслабилась, лишь смущённо улыбнувшись Кавэну. Молодой мужчина смотрел на Фэй с участием и интересом. Тихая цирковая служанка редко общалась с актёрами, после работы чаще сидя у своего маленького костерка.
- Да..очень красиво. – Девочка поняла, что никто не станет её ругать за излишнее любопытство и осмелела. – Никогда такого не видела.
- В вашу деревню никогда не приезжали циркачи? – Он присел на пень, и устремил взгляд серо-зелёных глаз на жену. Видимо его, тоже завораживал танец любимой.
- Нет. –  Эльфа обернулась к факирше, но та уже закончила тренировку, и направилась к немногочисленным зрителям. Подарив мужу тёплый взгляд, с хитринкой посмотрела на Ольху.
- Очень понравилось? – Та не кривя душой, кивнула, с интересом разглядывая дымящиеся закопчённые фитили. – Хочешь попробовать? – Фиёрн удивлённо посмотрела на Лэйну. Не менее удивлённо воззрился на неё и супруг. - А что? Всё равно здесь, а хуже не станет. И она не против, ведь нет?
- Н..
- Вот видишь! – Она рассмеялась и протянула девочке цепи:
- Знакомься – пои. – Фэй приняла оказавшимися тяжелыми факелы. Неуверенно глянула на женщину, и вышла на открытое место. Первая попытка, как и пресловутый блин, оказалась комом. Кажется, около получаса ушло на выпутывание из волос части цепи и фитиля. Лэйна только диву давалась, как можно так запутаться за пятнадцать минут (кстати, именно поэтому, потому как первые минуты оказались вполне удачными, к удивлению факирши), притом, что вероятнее было заехать поей себе в лоб. Но это не только не отвратило девочку от странного танца, но более того, она каждый день, когда выдавалось время, приходила к стоянке Лакнов. Видя интерес, искренний, не прикрытый, Лэйна, если не сильно уставала за день, давала девочке уроки. И с каждым разом Ольха держала факелы всё увереннее. Прошло два месяца. Раздобыв кусок ветоши, она зашила в него камень и продолжала тренировки, порой по ночам, когда не было работы, в итоге на утро из рук всё валилось, а каждый шаг сопровождался зевком. Да ещё девочка недовольно потирала синяки, попеременно появляющиеся то на руках, то плечах, то вовсе прикладывала кусочек сырого мяса к шишке (благо за обрезками следили куда менее ревностно, чем за цельными кусками для готовки). В принципе значения этому не придавали, разве что Шавэр сказал, чтобы она работала проворнее и прекращала спать на ходу, иначе на её место найдётся более расторопная служанка. Тут он не был честен. Не нашлась бы. Девочка работала на ставку, меньшую, чем даже он рассчитывал, почти за бесплатно. Найти такую удачу второй раз было сложно и муторно. Да и честная девчонка была, что уж говорить. До этого в цирке поработали трое. И каждый считал своим долгом по-тихому тащить то кое-что из реквизита, то продуктов, в итоге теряя не слишком-то удобное место работы. Не каждому по нраву постоянные разъезды по стране, частые ночёвки под открытым небом, и отсутствие минимальных удобств. Идиллия эта рухнула по прошествии шестого месяца. Тогда в утреннем завтраке отказался пуд соли…на тарелку. Фиёр и сама толком не могла объяснить, как она умудрилась сыпануть столько. Зазевалась. Шум был бы большим, если бы не вступилась Лэйна, сказав что девочка ночь на пролёт тренировалась… Отсюда правда начался новый виток зарождающегося скандала. Оно и ясно. Зачем служанке тренироваться в..В? И снова положение спасла наставница, ещё не настоящая, но полностью поддерживающая рвение девочки к танцу с огнём. Шэвр как человек расчётливый и не глупый, попросил Ольху показать, чему она научилась за столь краткий срок, кроме как портить завтрак. И она показала. Едва это можно было назвать гениальным, но для начинающего неплохо, и даже очень. И хозяин цирка решил, что ещё один артист ему не помешает. Особенно тот, которому не придётся платить. Ольху освободили от части работы в пользу тренировок, которые на себя обязалась взять Лэйна. Правда, если до этого Фэй платили мало, то теперь нисколько. Она продолжала выполнять свои обязанности, пусть и в облегчённом варианте и по вечерам бралась за тренировочные макеты факелов. Спустя год энтузиазм, нет, не утих, но сменился уже целью. Порой она не спала ночами, тогда как Лэйна уходила гораздо раньше, а то и вовсе не занималась с девочкой, предпочитая лишь наблюдая поправлять. Спустя ещё три месяца она разрешила ученице работать с огнём, не боясь непредвиденного пожара. Фэй оказалась действительно способной. Гибкая, пластичная, она в будущем обещала не уступать в искусстве танца наставнице, а то и обогнать ту. Параллельно с этим она научилась читать у грустного клоуна Шуса. Как он сам говорил, в прошлом жреца Мелитэле. Какими путями слуга богини пришёл к шутовству он не говорил. А вот интерес девочки к книгам поощрял. Она первая подошла к нему однажды на привале, вечером. Фиёрн и до этого обращала внимание на большие и не очень фолианты с мелкими стройными, как стайка муравьёв буквами, которым положено было складываться в слова. И она хотела знать какие, тем  более до этого мужчина читал вслух истории из книг желающим из трупы. Грамоту и из тех знали не многие. Попутно девочка начала сама сочинять или дополнять рассказы клоуна.  К тому времени Ольха оттаяла окончательно, и стала своей в небольшом цирке. Она начала вспоминать и пересказывать истории, некогда выдуманные в детстве, и придумывать новые. Она умела ладно складывать слова, так что даже иные речевые ошибки проскальзывали не заметно. Таким образом, по совету того же Шуса, она нашла способ заработать хоть пару серебряных. Когда цирк приезжал в очередной город, по вечерам до или после выступлений, когда уже не было работы, девушка отправлялась в трактиры вместе с клоуном и улыбчивым силачом Кэйном. Последний, несмотря на простоватую добродушную внешность, мог запросто справится с выпившим хамом, решившим оскорбить или обидеть сказительницу. В пролом парень был наёмником, но получив довольно таки серьёзную рану, стоившей ему правого глаза, направил свою силу на увеселение. Пусть и случайно ему, практически отчаявшемуся бродяге с богатырской силой попался только образовавшийся Цирк Шэвра. Деньги, заработанные сказками, они делили поровну, если было что. Не всегда и не везде рассказы девушки принимали, порой даже приходилось покидать недружелюбные заведения, не закончив рассказа. Но часто попадалась публика охочая не только до залихвацких песенок, но и захватывающих сказаний, тем более эльфа в лицах изображала героев, злодеев и принцесс, оживляя каждого персонажа. Зачастую приходилось суживать репертуар до весёлых простых рассказов, кончавшихся свадьбой и пиром. Более глубокие она держала для себя и тех, кто умел слушать, а таких даже в круге циркачей нашлось не много. Но девушка продолжала сочинять, порой записывая свои мысли на листках, теряя их впоследствии, но, не забывая записанное. Со временем благосостояние девушки росло, она уже могла позволить себе даже купить кое-что из одежды, не то тряпье что было предоставлено хозяином цирка.
  В семнадцать лет Ольха вышла на сцену. Впервые. И поняла, что не хочет иного. Тогда, в круге арены, ловя на себе восхищенные взгляды толпы, и одобрительный Лэйны, она поняла, кто ей воистину предназначен – огонь. В этот момент Фэй словно слилась воедино с пламенем, рисуя вокруг себя фигуры и заключая себя в пылающие сферы, даже музыка, сохранившая лишь голый ритм, отходила на задворки сознания, на её место ступала её собственная, слитая с шумом стихии. И уже после этого выступления она окончательно престала быть служанкой. Больше на ней не лежала ответственность за не мытые котлы и незаштопанные костюмы. Теперь она была свободна. Относительно. Зарплаты хозяин ей до сих пор не платил, считая, что эльфка обязана ему за обучение и содержание. А Фиёр же  словно и не замечала этого, днём и вечером тренируясь, а по ночам фантазируя. Она начала осваивать остальной реквизит факира, список которого оказался немалым. Теперь она выступала в паре с Лэйной, уже, будучи не поддержкой, но равноправной напарницей. Не желая останавливаться на достигнутом, девушка попросила Кавэна научить её ходить по канату. Сначала мужчина отказался. И потом. Не то что бы он боялся соперника, всё же с каждым годом моложе не становишься, а детей у него с Лэйной так и не появилось, но понимал, что девочка загоняет себя в болото, из которого её не выпусти уже Шэвр. Уж он-то знал его давно. Если ему в руки попадётся бриллиант, то он его не только не упустит, но и продаст с наилучшей выгодой для себя. Сейчас он ей не платит ни гроша, а что будет дальше? Он и без того следит да эльфкой, которая обещает вскоре собирать немало зрителей, уже самостоятельно. Вот кто боится соперника. И как только Ольха сообразит, что труд нужно отблагодарить, Шевр окончательно затянет верёвку неволи на её шее. Если девочка раньше не решит бежать от благодетеля. Но видя рвение девушки, все, же дал согласие.
Надо сказать и тут Эл не сплоховала. Видимо девочка была чистокровны эльфом, хоть вечно это отрицала. Потому что иначе не может простой человек быть настолько ловким, и за относительно короткий срок, всего за пару месяцев, без труда преодолевать несколько метров каната, пусть и земля только в пяти десятках сантиметров от него? Дальше - больше. Фей без труда осваивала новые высоты, и уже через полтора года балансировала в десяти метрах над землёй. Упорства ей действительно было не занимать. Две довольно сложных специальности ей давались если не играючи, то не так сложно, нежели другим людям. В это же время цирк продолжал расти. Маленький старый фургон сменили восемь новых, в двух из которых возили сборный высокий шатёр. Появились и новые актёры, несколько карликов, судя по клеймам – рабов. Фокусник-нильф, в прошлом по всей вероятности шулер, по крайней мере, о том говорили его манипуляции с картами. Появился и зверинец: пара длинноногих коней Вьюн и Муха, мальчик и девочка, оба снежно белой масти, медведь Туф (хозяином которого был мощный краснолюд Бран), барс Лют. Невысокий, статный парень по имени Фаель был его дрессировщиком. Хотя на взгляд девушки – мучителем. Настолько потухшего взгляда не было даже у дворняг в городских подворотнях. Хотя зрителям нужно было не моральное состояние животного, а то, что он может делать на сцене, как то: прыгать через кольцо огня, садиться по приказу плети хозяина, умильно ласкаться под его руку, кидаться на предварительно поставленную сеть по периметру арены. Пожалуй, именно с Фаэля начались неприятности в месте ставшим уже домом. Незнамо с чего, но в голову парню пришла гениальная мысль о том, что кроме тигра ему охота «приручить» ещё и эльфку, а в её происхождении он не сомневался, за свою недолгую жизнь видел представителей этого народа не раз. Но девчонка оказалась не только стукнутой на голову, то о чём его вначале предупредили, так ещё и драчливой. Оказывается, орудовать цепями с противно пахнущими горючей смесью, факелами она умела не хуже чем Кэйн своим полуторником и гирями. Потом открыл для себя новый бой путём выцарапывания всего до чего можно дотянуться и прокусывания губы. После неудачных попыток затащить строптивую девчонку в постель, он начал другую травлю. О «чёкнутости» девушки он рассказывал новичкам, однажды «случайно» не удержал Люта, во время разминки, и тот загнал Ольху на крышу фургона.
  Взаимная неприязнь, впрочем, не повлияла на страсть Фиёр к высоте огню и сказкам. Отгородится, от надоевшего порядком, укротителя было не сложно. Что-что, а прятаться девушка умела превосходно, спасибо за науку двоюродному брату. Она продолжала упорно заниматься, и с каждым днём овладевала мастерством канатоходца всё больше. И всё дальше сама отдаляла себя от мира внешнего. Она уже давно забыла, что хотела найти, бежав из деревни. Этот маленький мир на колёсах стал действительно домом, несмотря на некоторые досадные мелочи, типа Фаэля. В целом она оставалась довольной, и быть может свободной. Никто не ограничивал её волю, никто не заставлял её искажать судьбу по прихоти чужого желания обогатиться, никто и не держал её тут. Кроме её самой. И слов Шевра. Он начал потихоньку налаживать общение с девушкой, выводя его на приятельские. Он рассказывал о том, что в мире сложно выжить, не имея достаточно денег и тех, кто может тебя поддержать. Он говорил о том, что невозможно найти место в жизни, если ты не знатен. Много чего говорил, подводя Ольху к тому, что без цирка она – никто. Что-то в этих словах было не правильно, какая-то фальшь, но поймать её не удавалось, при этом она верила мужчине. В конце концов, это он помог ей тогда. И если бы не его согласие взять к себе на службу Фэй, то, как сложилась бы её судьба? Она видела падших женщин, видела беднячек, видела пропахшие потом и алкоголем трактиры, видела потухшие взгляды девушек не старше её, и верила. Да, она не выживет. Её дом – тут. И она не оплатила долг за добро.
  Шло время, Фаэль уже не задирает девушку, найдя утеху в объятиях акробатки. Правда нет-нет, да и чувствует она на себе колючий, недобрый взгляд дрессировщика. Впрочем, старается выкидывать из головы лишние тревожные мысли. Здесь же она открыла для себя новое увлечение – музыку. Но освоить эту науку просто не успевала, да и не рвётся. Играет только когда находится одна, и только для себя. Почему то казалось кощунственным петь свои мысли, свою душу чужим. А чужих тут с достатком, несмотря на уют. Единственные люди с кем она могла свободно говорить, не таясь, были Лакны и Шус. Клоун и научил её игре на гитаре. Правда, это было последнее, что он успел. Старость сломила его к семидесяти девяти, а добил инфаркт. Умер, так как подобает истинному актёру. На сцене. Под веселье зрителей, считающих это частью представления, и понятия не имеющих о том, что душу шута забрали боги. Спустя год погиб Ковэн, сорвавшись с троса. На самом деле тот был плохо закреплён, но об этом Шевр старался не думать. Его цирк уверенно идёт в ногу с лучшими, и незачем другим знать о таких сильных промахах, как недогляд. После смерти мужа Лэйна перестала выступать, и ушла со сцены. Теперь Фиёр приходилось работать за двоих, и одновременно набираться опыта. Брать на место канатоходца кого-то иного хозяин и не думал. Хорошие артисты берут не мало. А Фэй справляется отлично. Пока.
  Что касается предсказаний, то те за последние десять лет были, но не имея какой либо системы. Иногда видения случались раз в месяц, иногда каждую неделю. А что они приносили, порой она видела, как Шевр получает из рук хорошо одетого господина золотую, судя по искусно сплетённой вязи, эльфийской работы, диадему. Он улыбался полными губами, на которых ещё блестел жир от зажаренного поросёнка, и говорил что-то про прекрасное представление, а достойную награду великолепного маэстро театра лицедеев. Однажды видела, как тот же Шевр лежит на трухлявой постели, укрытый какой-то ветошью, а на лице его цветут гноящиеся наросты, а на месте носа белеет хрящ. Видела снова то, с братом. Причём,  это видение  повторялось с завидной регулярностью. Видела купол цирка, свет чадящих факелов и смеющиеся лица зрителей. А на сцене конвульсивно дёргался крошечный, по сравнению с желтым кругом арены, человечек. Наверное, он так смешно умирал, как подобает истинному шуту. О своих «припадках» она никому не рассказывала, если даже ей поверят, то едва это принесёт ей счастье. Потерять место в цирке она не хотела. Никак. А случая разоблачение правды не случалось. Обычно видения приходили либо поздно ночью, либо рано утром. Единственное чего девушка боится, так это очередного «пророчества» во время выступления. Но пока боги миловали.

  Ольха  продолжает выступать, а каждое выступление теперь представляется одним из ключевых номеров. И в афишах первой ставят девушку-феникса, или Дочь Дракона, и многих других бредовых названий, что так привлекают публику. Что, до самой Фэй, то она в последние годы начинает всё чаще смотреть вдаль ленты дороги. Думать о том, что это не должно быть её конечной остановкой, несмотря на страшные слова о мире, которые говорит ей Шевр, в последнее время ставший намного ближе к Фиёр, наравне с Шусом, Лэйной и Ковэном. И не только блеск солнца на закате, толкает её к мысли о иной свободе. Ещё маленький кулон-цветок, с оставленным желанием возвращает в тот день, когда она дала слово его хранить. И своё обещание выполняет до сих пор. Может это глупо, может она и вправду чудачка и следовало давно выкинуть из головы давние слова брата. Быть может ей следовало так же кинуть бесполезную уже деревяшку в огонь, но что-то держало её от этого поступка, даже в те моменты, когда жизнь казалась сплошным белым листом, без единой краски.